…в северорусских говорах слова зачастую несут в себе более архаичный смысл, чем тот, который в измененном и отшлифованном виде сохранился в священном языке жрецов Древней Индии.
 

В северорусском гаять – убирать, хорошо обрабатывать, а в санскрите гайя – дом, хозяйство, семья.
 

В вологодских говорах карта – это вытканный на половике узор, а в санскрите карт – прясть, отсекать, отделять. Слово прастава, то есть тканая орнаментальная или вышитая полоса, украшающая подолы рубах, концы полотенец и в целом декорирующая одежду, в санскрите означает – хвалебная песнь: ведь в гимнах Ригведы священная речь постоянно ассоциируется с орнаментом ткани, а поэтическое творчество мудрецов сравнивается с ткачеством – «ткань гимна», «ткать гимн» и так далее.
 

Вероятно, именно в северорусских говорах надо искать объяснение и тому, как готовился ритуальный хмельной напиток сома. В текстах Ригведы постоянно упоминается некая «жертвенная солома», необходимая для приготовления сомы:
 

«С поднятым ковшом расстилая
Жертвенную солому при жертвоприношении во время прекрасного обряда,
Я переворачиваю (ее, чтобы она дала) больше места богам.»..
 

или
 

«На жертвенной соломе этого мужа
Выжат сома для жертвоприношения (этого) дня,
Произносится гимн и (пьется) хмельной напиток».
 

Сому, как известно, смешивали с молоком и медом.
 

Но именно в Вологодской области использовалось приспособление из соломы, сложенной в виде решетки для процеживания пива. Поэтому таинственный напиток богов – был не настоем эфедры или мухоморов, не молочной водкой, как предполагают ряд исследователей, а, судя по всему, пивом, секреты приготовления которого до сих пор сохраняются в тайне в глухих уголках русского Севера. Так, старожилы рассказывают о том, что раньше пиво (а сейчас и водку) кипятили с молоком и медом и получали хмельной напиток с удивительными свойствами.
 

Но не только в деревнях русского Севера можно услышать эти удивительные слова. Вот стоят две молодые и вполне современные женщины во дворе вологодского дома, и, вероятно, обсуждая третью, одна из них говорит: «Дивья ей в норке ходить, мужик такие деньги зарабатывает». Что это за странное слово – дивья? Оказывается, оно означает буквально следующее – хорошо, легко, удивительно. Есть еще слово дивье – чудо, нетто поразительное. А на санскрите? Совершенно верно, дивья – значит удивительный, прекрасный, чудесный, небесный, великолепный.
 

Или еще один городской разговор: «Такая лужища во дворе, водопровод прорвало. Вот она кульнула, и руку-то сломала». Судя по всему, неудачница, о которой шла речь, упала в воду. Снова возвращаясь к санскриту, заметим, что там кулья или кула – ручей, река. Но реки с таким названием есть и на русском Севере: Кула, Кулой, Кулать, Кулом и так далее. И кроме них – еще масса речушек, озер и населенных пунктов, названия которых можно объяснить, обратившись к санскриту. Объем журнальной статьи не позволяет привести здесь весь огромный перечень, насчитывающий тысячи названий, но вот некоторые из них:
 

Интересно, что названия многих рек – «священных криниц», встречающиеся в древнеиндийском эпосе «Махабхарата», есть и у нас на русском Севере. Перечислим те, которые совпадают дословно: Алака, Анга, Кая, Куижа, Кушеванда, Кайласа, Сарага.
 

А ведь есть еще реки Ганга, Гангрека, озера Ганго, Гангозеро и многие, многие другие.
 

Наш современник, выдающийся болгарский лингвист В. Георгиев отмечал следующее очень важное обстоятельство: «Географические названия являются самым важным источником для определения этногенеза данной области. В отношении устойчивости эти названия неодинаковы, наиболее устойчивы названия рек, особенно главных». Но для того, чтобы сохранились названия, необходимо сохранение преемственности населения, передающего эти названия из поколения в поколение. В противном случае приходят новые народы и называют все по-своему. Так, в 1927 году отряд геологов «открыл» самую высокую гору Приполярного Урала. Она называлась у местного коми-населения Нарада-Из, Из – по-коми – гора, скала, а вот что значит Нарада – никто объяснить не мог. И решили геологи в честь десятилетия Октябрьской революции и для понятности переименовать гору и назвать ее Народной. Так она теперь и называется во всех географических справочниках и на всех картах. А ведь в древнеиндийском эпосе рассказывается о великом мудреце и сподвижнике Нараде, жившем на Севере и передававшем веления Богов людям, а просьбы людей – Богам.
 

Ту же самую мысль высказал еще в 20-х годах нашего века великий русский ученый академик А. И. Соболевский в своей статье «Названия рек и озер русского Севера»: «Исходный пункт моей работы – предположение, что две группы названий родственны между собой и принадлежат к одному языку индоевропейской семьи, который я пока, впредь до подыскания более подходящего термина, именую скифским».
 

В 60-х годах нашего века шведский исследователь Г. Ехансон, анализируя географические названия Севера Европы (в том числе и русского Севера), пришел к выводу, что в основе их лежит какой-то индоиранский язык.

 

«Так в чем же дело и как попали санскритские слова и названия на русский Север?» – спросите вы. Все дело в том, что не из Индии пришли они на Вологодскую, Архангельскую, Олонецкую, Новгородскую, Костромскую, Тверскую и другие русские земли, а совсем наоборот.
 

Обратите внимание на то, что последнее по времени событие, описанное в эпосе «Махабхарата», – это грандиозная битва между народами пандавов и кауравов, которая, как считается, произошла в 3102 году до н. э. на Курукшетре (Курском поле). Именно с этого события традиционная индийская хронология начинает отсчет самого плохого временного цикла – Калиюги (или времени царства богини смерти Кали). Но на рубеже 3-4-го тысячелетия до н. э. племен, говоривших на индоевропейских языках (и, естественно, на санскрите), на полуострове Индостан еще не было, Они пришли туда значительно позже. Тогда возникает естественный вопрос: где же они воевали в 3102 году до н. э., то есть пять тысячелетий назад?
 

Еще в начале нашего века на этот вопрос пытался ответить выдающийся индийский ученый Бал Гангадхар Тилак, анализируя древние тексты в своей книге «Арктическая родина в Ведах», которая вышла в свет в 1903 году. По его мнению, родина предков индо-иранцев (или, как они себя называли, – ариев) находилась на Севере Европы, где-то около Полярного круга. Об этом свидетельствовали дошедшие предания о годе, который делится на светлую и темную половину, о замерзающем Молочном море, над которым сверкает Северное сияние («Блиставицы»), о созвездиях не только приполярных, но и заполярных широт, кружащихся длинной зимней ночью вокруг Полярной звезды. Древние тексты рассказывали о весеннем таянии снегов, о незаходящем летнем солнце, о горах, протянувшихся с запада на восток и делящих реки на текущие на север (в Молочное море) и текущие на юг (в Южное море).
 

Именно эти горы, объявленные рядом ученых «мифическими», стали камнем преткновения для исследователей, попытавшихся вслед за Тилаком определить более конкретно, где же все-таки находилась страна, описанная в Ведах и «Махабхарате», а также в священной книге древних иранцев «Авесте». К сожалению, индологи редко обращаются к русским областным диалектологическим словарям, практически не знают центральнорусской и тем более северорусской топонимики, не анализируют географические карты и почти не заглядывают в работы своих коллег из других областей науки: палеоклиматологов, палеоботаников, геоморфологов. Иначе они давно бы обратили внимание на отмеченные светло-коричневым цветом на карте Европейской части России протянувшиеся с запада на восток возвышенности, называемые Северными Увалами. Именно они, соединяясь с Тиманским кряжем, Приполярным Уралом на востоке и возвышенностями Карелии на западе, создают ту дугу возвышенностей, которая, как считали древние арии, делила их землю на север и юг. Именно на этих широтах помещал Птолемей (II век н. э.) Рипейскне, Гиперборейские или Алаунские горы, аналогичные священным горам Меру и Хара арийской древности. Он писал, что «внутри Сарматии живут алаунские скифы, они составляют ветвь сильных сарматов и называются алаунянами». Здесь имеет смысл обратиться к описанию ландшафтов Вологодской губернии, сделанному в 1890 году Н. А. Иваницким: «По южной границе губернии тянется так называемая Урало-Алаунская гряда, захватывающая уезды Устьсысольский, Никольский, Тотемский, Вологодский и Грязовецкий. Это не горы, а отлогие холмы или плоские возвышенности, служащие водоразделом двинской и волжской систем». Надо полагать, что вологодские крестьяне, называвшие эти возвышенности (как и их отцы, деды и прадеды) Алаунскими горами, в основной своей массе, Птолемея не читали и едва ли подозревали о такой древности этого названия. Если бы, исследователи, занятые поисками арийской прародины и священных гор ариев, обратились к «Географии» Птолемея, работам северорусских краеведов прошлого и начала нынешнего веков или к трудам современных геоморфологов, то многие проблемы были бы давно сняты. Так, один из крупнейших геоморфологов нашего времени Ю. А. Мещеряков называл Северные Увалы «аномалией Русской равнины» и подчеркивал, что именно они являются главным водоразделом бассейнов северных и южных морей. Говоря о том, что более высокие возвышенности (Среднерусская и Приволжская) уступают им роль главного водораздельного рубежа, он сделал следующий вывод: «Среднерусская и Приволжская возвышенности возникли лишь в новейшее (неогенчетвертичное) время, когда Северные Увалы уже существовали и были водоразделом бассейнов северных и южных морей». И именно там, где протянулись с запада на восток Северные Увалы, в наибольшей степени сохранились до наших дней названия рек, озер, сел и деревень, объяснимые только при помощи священного языка ариев – санскрита. Именно здесь в ткачестве и вышивке русских крестьянок до середины XX века стойко сохранялась традиция древних геометрических орнаментов и сюжетных композиций, истоки которых можно найти в различных археологических культурах Евразии. И прежде всего это те орнаменты, зачастую очень сложные и трудно-выполнимые, которые были визитной карточкой арийской древности.
 

Во 2-м тысячелетии до н. э. (а возможно, и несколько раньше) пришли в северо-западную Индию племена земледельцев и скотоводов, именующих себя «ариями». Но ушли ведь не все. Какая-то часть, наверное, все-таки осталась на исконной территории.
 

В июне 1993 года мы, группа работников науки и культуры Вологодской области и наши гости – фольклорный коллектив из Индии (штат Западная Бенгалия), плыли на теплоходе по реке Сухоне, от Вологды до Великого Устюга. Индийским коллективом руководили две женщины с удивительными именами – Дарвини (дарящая свет) и Васанта (весна). Теплоход медленно шел по прекрасной северной реке. Мы смотрели на цветущие луга, вековые сосны, на деревенские дома – двух-трехэтажные хоромины, на полосатые отвесные берега, на тихую гладь воды, любовались пленительной тишиной белых северных ночей. И вместе удивлялись, как много у нас общего. Мы, русские, – тому, что наши индийские гости могут практически без акцента повторять за нами слова популярной эстрадной песни. Они, индийцы, – тому, как знакомо звучат названия рек и деревень. А потом мы вместе рассматривали орнаменты, – выполненные именно в тех местах, мимо которых шел наш теплоход. Сложно описать то чувство, которое испытываешь, когда гости из далекой страны, указывая то на одну, то на другую вышивку XIX – начала XX века вологодских крестьянок, наперебой говорят: «Это есть в Ориссе, а это в Раджастхане, а это похоже на то, что делается в Бихаре, а это – в Гуджерате, а это как у нас – в Бенгалии». Было радостно ощущать крепкие нити, связывающие нас через тысячелетия с далекими общими предками.
 

В 1914 году Валерий Брюсов написал стихи, подтверждением которых, видимо, станет не одна научная работа.
 

Не надо обманчивых грез,
Не надо красивых утопий:
Но Рок поднимает вопрос,
Мы кто в этой старой Европе?
 

Случайные гости? Орда,
Пришедшая с Камы и с Оби,
Чтояростью дышит всегда,
Все губит в бессмысленной злобе?
 

Иль мы – mom великий народ,
Чье имя не будет забыто,
Чьяречь и поныне поет
Созвучно с напевом санскрита.
 

С.В. Жарникова, кандидат искусствоведения.